Петр Андреевич Каховский
Петр Андреевич Каховский, отставной поручик, был обвинен в том, что «умышлял на цареубийство и истребление всей императорской фамилии и, быв предназначен посягнуть на жизнь ныне царствующая государя императора, не отрекся от сего избрания и даже изъявил на то согласие, хотя уверяет, что впоследствии поколебался; участвовал в распространена бунта привлечением многих членов, лично действовал в мятеже, возбуждал многих членов и сам нанес смертельный удар гр. Милорадовичу и полковнику Стюрлеру и ранил свитскаго офицера». Каховский был поставлен вне разряда и приговорен к смертной казни через повешение, что и было исполнено 13 июля 1826 г. на валу Кронверкской куртины Петропавловской крепости в Петербурге. Каховский родился в Смоленской губернии, к дворянству которой и принадлежал. Он учился в Московском университетском пансионе. О нем передают, что в 1812 г. он остался в Москве, сошелся с французами и ходил с ними на рекогносцировки. Каховский принадлежал к Северному обществу. Он отличался быстрым, решительным и пылким характером, смелостью и резкостью. Он был из числа не рассуждающих рядовых фанатиков идеи. Казнь он принял бесстрашно.
Поправка и дополнение о П. Г. Каховском .
Хотя Каховский принадлежал к дворянству Московской губ., однако его небольшое имение, которым он владел вместе с братом, было в Смоленской губ. Он учился в московском университетском пансионе, и относительно его образования в формуляре говорится: «по-русски, по-немецки и французски читать, писать и говорить умеет, истории, географии и арифметике знает». Но своим образованием Каховский был более обязан самому себе, чем школе. В 1823—24 гг. он был за границей и внимательно присмотрелся к заграничным порядкам. Письма его из крепости о недостатках русской жизни показывают его хорошее знакомство с политической историей, государственным правом и экономическими науками. В военной службе он находился недолго (с 1816 г.), причем подвергался разжалованию в рядовые и в 1821 г. уволен был в отставку. Каховский был типичным революционером-романтиком 20-х годов. «Страстная любовь к родине, воодушевление свободы, говорит г. Щеголев, естественно вызывали в Каховском ненависть к поработителям родины и переходили в жажду отмщения, жажду самоотверженного подвига. Быть русским Брутом, русским Зандом составляло постоянную мечту Каховского, почему он неоднократно заявлял Рылееву о своем непреклонном желании «поразить тирана». Это настроение не было придуманным, поверхностным. Политическое мировоззрение Каховского, как гражданина, хорошо видно из его писем Николаю I и Левашеву: «вдумчивость, наблюдательность и правильная оценка положения — вот отличительные черты его взглядов», говорить г. Щеголев. Член Северного общества, очень близкий с Рылеевым, Каховский не играл однако никакой видной роли в обществе, и Рылеев даже опасался его крайних взглядов по вопросу об устранении «тирана».
При первом допросе, произведенном лично Николаем I, Каховский обнаружил всю свою способность к крайнему увлечению, всю доверчивость, свойственную пылкому и благородному сердцу, а Николай I — замечательное уменье скрывать свои истинные чувства и намерения и выдающуюся способность надевать какую угодно маску. Каховскому показалось, что император искренно желает глубоких и серьезных реформ. «Счастливь подданный, слышавший от своего монарха: я сам есть первый гражданин своего отечества», писал он царю на другой день после свидания-допроса. Сбитый с толку и обольщенный, Каховский сообщил о заговоре все, что знал, умолчав лишь о лицах и о своем намерении «поразить тирана». В своих письмах Николаю I Каховский метко, красноречиво и убедительно доказывал, что тяжелое внутреннее положение России без коренных политических реформ в конституционном смысле не может измениться к лучшему. После второго свидания с Николаем I Каховский лишь давал показания перед следственной комиссией и мало-помалу убедился, что его товарищи, как Рылеев, Трубецкой, Оболенский, не считают нужным умалчивать о нем.
«Всю жизнь, говорить г. Щеголев, Каховский был заброшенным и одиноким. Мечта о подвиге, о призвании Брута скрашивала существование. Но судьба безжалостной рукой разбивала мечты Каховского. В начале заключения мелькнула надежда, что счастье родины, во имя которого он вышел на борьбу, будет устроено императором, но эта иллюзия быстро разлетелась в пух и прах. Оставались еще наслаждения взаимной заговорщической верности и дружбы. Но грубо было рассеяно и это утешение. В тех, кто по истине должны были бы быть последними друзьями, Каховский увидел врагов, и вот, в последние месяцы, в последние дни своей жизни он по прежнему был заброшенным и одиноким. Процесс растерзал его душу».
Вся инициатива решения суда по отношению к Каховскому, как и другим четырем его товарищам, поставленным вне разрядов, принадлежит исключительно императору Николаю I. В государственном архиве сохранилась следующая записка кн. П. В. Лопухина, помеченная 10 июля 1826 г., в день доклада: «Государь изволил отозваться, что доклад и все приложения просмотрит и даст по оному свое повеление, но тут же присовокупил, что если неизбежная смертная казнь кому надлежать будет, государь ее сам не утвердит, а уполномочит верховный уголовный суд исключительно самому разрешить этот вопрос».
Для всех понятно, таким образом, что по существу инициатива смертного приговора принадлежала Николаю I, а формально его постановил верховный уголовный суд.